Чалый: «О таких производствах потом спрашивают, а почему оно не работает? Так вы же хотели дешевле»

— Лукашенко врет, когда говорит о том, что сохранил все предприятия, — отмечает Сергей Чалый на Еврорадио. — Мы знаем, что большое количество их просто прекратило свое существование, причем пропали и промышленные предприятия, и целые отрасли.

Например, у нас когда-то было собственное автомобилестроение. То, во что оно превратилось — отверточная сборка из китайских запчастей — вряд ли можно назвать отраслью.

У нас было приборостроение, даже частное, у нас была радиоэлектроника. Куда это все делось?

Все эти отрасли с высокой добавленной стоимостью. И если проследить на протяжении десятилетий и сравнить, скажем, долю в мировой торговле, хорошо видно, как наши соседи по Европе нарастили свое присутствие в этих отраслях, а Беларусь потеряла. 

С другой стороны, это подтверждение тезиса о том, что, похоже, уже ничего не спасти, поэтому давайте лучше построим новый китайский завод.

Например, «Мотовело» не спасти, давайте построим новый китайский завод. «Атлант» не спасти, давайте построим новый завод стиральных машин.

В свое время японцам предложили спасти АвтоВАЗ, на что они сказали: «Да, хорошая площадка для тренировки бульдозеристов». Это реальная цитата. 

Так и здесь. По идее должны уже даже платить за то, чтобы забрали эти производства, потому что там все в долгах, но смысл в том, что гораздо проще действительно построить по новым технологиям новое производство, чем спасать то, что осталось, то, что он поддерживал и что деградировало и разрушалось.

Но пока денег хватало, спасали. Вся экономика Лукашенко была построена по принципу: мы внешне, снаружи деньги найдем, при этом вся матрица эффективности экономики, за исключением буквально нескольких сырьевых отраслей, была отрицательная, существовала только благодаря тому, что мы можем эти деньги где-то найти.

Все, что его интересовало, именно этот советский сектор, оставшийся ему в наследство, которым он хвастался.

А параллельно рядом вырастали частные отрасли. Но проблема в том, что государство считало: раз что-то выросло — значит, как-то слишком хорошо вы жить стали, давайте делиться.

Так происходило везде — в торговых сетях, фармацевтике, туризме, агроэко, строительстве, наверное, последней нашей конкурентной отрасли, целиком частной, за исключением нескольких государственных учреждений.

И по ней, кстати, очень просто можно следить за конъюнктурой. Сейчас говорят, что не хватает строителей, потому что те уехали, и так бывает всегда, когда у вас зарплаты в отрасли начинают отставать от зарплат в соседних странах.

Помню кризис 2011 года, тогда тоже была миграция максимально мобильных людей, в том числе и строительных бригад в Россию.

Денег становится все меньше, но Лукашенко говорит о том, что мы же настроили и модернизировали, увеличив объемы производства. Самый великолепный пример — БМЗ.

Когда в Европе и Америке сталелитейная отрасль проиграла Азии, на БМЗ сказали: «А давайте построим еще один прокатный цех».

Построили — и теперь производят проката в полтора раза больше, а цена на него стала в два раза меньше. Поэтому приходится останавливать производство, сокращать людей, сокращать рабочую неделю и т.д.

Это гигантомания, они думали, что рынок безбрежный, а оказалось, что он очень даже «брежный». И если по-прежнему продолжать на нем продавать то, что вы делаете по технологиям 80-90-х годов, причем даже в самых передовых отраслях, рано или поздно это перестанет продаваться.

Ниши постепенно сокращались. Это было видно и по МТЗ: в свое время трактор «Беларус» рекламировали, как тот, который вы можете сами починить с помощью изоленты и проволоки, потому что там нет никакой электроники.

Сейчас он уже так не ремонтируется, цена за это время выросла и конкурентное преимущество пропало в том плане, что это можно купить дешево.

Велосипед «Аист» был везде, потому что не было других. Потом появились китайские, позже уже в России начали собирать из китайских запчастей, тут же все начали покупать «Стелсы», потому что они были дешевле, и по большому счету ни в чем не проигрывали тому же «Аисту».

То есть компетенции теряются, когда вы начинаете превращаться просто в сборочное производство из китайских запчастей.

Можно, конечно, как Снопков, хвастаться: дескать, смотрите, они вложились в эти технологии, но это же их технологии, вы не можете создать эти технологии сами.

Вы можете ими пользоваться на уровне, когда к вам приедут китайцы, научат, все расскажут. Но вы даже не можете оценить их перспективность. Потому что огромное количество китайских технологий, которые вы брали, оказались на излете.

Проблема еще в том, что скупой платит дважды, как происходило, например, со Светлогорским ЦКК. О таких производствах потом спрашивают: а почему оно не работает? Так вы же хотели дешевле.

Это история, которую сам Лукашенко называет «бесхозяйственность», но она с него, самого верха, и начинается.

И мы наблюдаем за этим крахом уникальной беларуской модели с 2011 года. Они все время пытаются найти какие-то новые источники роста.

Сейчас еще плюс проблема чудовищной утечки мозгов. При этом уже абсолютно все, в том числе провластные экономисты говорят: «Ребята, какие мигранты, кем вы хотите заместить? Верните уехавших людей».

Но мы понимаем, что вернуть уехавших людей они не могут по той же причине, по который нужно выбрасывать освобожденных людей, потому что они в представлении властей — угроза системе.