Федута: «Тебе 16 или 17 лет, и государство, испугавшееся тебя, осуждает тебя на 13 лет, которые кажутся тебе вечностью»

— На сайте «Вясны» я прочел о деле «Черных соловьев» — дело шестерых школьников и одного 18-летнего парня. Оказывается, пропагандистский фильм об этой истории показывали по беларускому государственному телевидению еще в апреле 2025 года.

Но в могилевской колонии я старался не смотреть телевизор: берег нервы и сердце, — так что узнал обо всем только теперь.

Их обвинили в создании анархистской группировки «Черные соловьи», целью которой было оказание помощи вооруженным силам Украины путем фотографирования военных объектов, «акт терроризма», а также распространение литературы «экстремистского содержания».

Страшным государственным преступникам, большинство из которых были несовершеннолетними, причем две из них — девушки, дали сроки заключения от 10 до 13 лет.

Тебе 16 или 17 лет, и государство, испугавшееся тебя, осуждает тебя на 13 лет, которые кажутся тебе вечностью. Не пишу об ужасе родителей — вот об ощущении вечности должен сказать. Мне, 58-летнему на момент вступления моего приговора в силу, 10 лет кажутся сроком вполне выносимым (помру, так помру). А тут действительно вечность.

И я вспомнил о другом процессе. Уж простите старого филолога, ментально живущего в девятнадцатом веке, но я вспомнил о виленском «деле филоматов». Там ведь тоже все начиналось с войны государства с детьми.

Школьник написал на грифельной доске в классе: «Да здравствует Конституция 3 мая!» Директор гимназии прочел, вытер ее и начал разбираться. Ну и доложил начальству, чтобы не обвинили его в нелояльности. Начальство заподозрило неладное и распорядилось провести обыски.

В бумагах студента Яна Янковского (18-летнего) нашли антиправительственные стишки (экстремистского, говоря сегодняшним языком, содержания». Куратор всех политических спецслужб Царства Польского, а заодно и отторженных от него литовско-беларуских губерний, Николай Новосильцов узрел в этом следы заговора, способного потрясти всю систему государственной власти в Российской Империи, а заодно и во всей Европе.

По делу проходило около 600 человек, в основном — несовершеннолетние (совершеннолетие наступало тогда с 21 года). Кого-то родители выкупали (коррупция всегда разъедала спецслужбы), кого-то, как ни странно, приходилось отпускать за очевидным отсутствием состава преступления.

Но 14-тилетних подростков из гимназии в Крожах (где литературу им преподавал будущий профессор Коллеж де Франс Адам Мицкевич), проходивших по делу так называемых «Черных братьев» (цвет! цвет!), сдали в солдаты. Кого-то выслали вглубь Империи — территория большая, Урал и Сибирь можно осваивать.

Правда, у Новосильцова было плохо с фантазией: названия вроде «Черные соловьи» или «План Тишина», способные запугать обывателя до полусмерти, не приходили ему в голову. Но, наверное, Николай Николаевич над такими мелочами, как пропагандистские фильмы не задумывался: кинематограф, говоря словами Владимира Ленина, «важнейшее из искусств», тогда, как мы знаем, еще не был изобретен.

И я вспомнил картину польского художника Яцка Мальчевского «Польские студенты, сосланные в Сибирь», 1891 года создания. Мальчики совсем, они сидят у стены, на которой висит карта огромной империи. Кто-то сидит, кто-то лежит на полу. Печальные лица подростков, которых навсегда высылают за пределы родины. Живая иллюстрация к знаменитому полонезу Михала-Клеофаса Огинского «Прощание с родиной».

Я изучал судьбы тех, кто проходил по делам, инициированным Новосильцовым. Они становились поэтами, ректорами университетов, создателями музеев и библиотек, историками и издателями, добросовестными чиновниками (да, тоже), иногда, как «черный брат» Ян Виткевич, чего уж тут греха таить, выдающимися разведчиками.

Они были молоды, талантливы, и именно потому — опасны. Это была расправа с поколением, которое власть не надеялась приручить, а потому пыталась сломать. Сломали не всех. Но память об этой попытке осталась.

Из этой памяти вырастет восстание 1830–1831 года. Новосильцову пришлось бежать из Варшавы, в спешке оставив повстанцам часть своего архива, в том числе — проект конституции. Шеф политического сыска, оказывается, многое понимал, и предлагал даровать народам Империи свободу без демократии. Не успели, не получилось.

Да если бы даже и получилось? Николай II попытался это сделать, подписав известный Манифест 17 октября. Но Империю спасти не удалось. Ее взорвали не революционеры, нет — свои же элиты, императором допущенные к власти, вкупе с ближайшими родственниками, создали ситуацию, при которой ему пришлось отречься от престола. Да и война, не слишком популярная в народе, поспособствовала.

Правда, и потом пришла свобода без демократии. А потом даже и свободу отняли. Но мальчики, сидевшие в ожидании ссылки у стены с огромной картой Империи, до этого не дожили. Они остались легендой. Живой до сих пор.