Почему Беларусь даже на постсоветском пространстве оказалась среди отстающих экономик

Недавно Международный валютный фонд опубликовал статистику о состоянии экономик стран мира — размер ВВП на душу населения в текущих ценах (в долларах США). Исследователь из Казахстана на основе этих данных составил любопытный рейтинг, как изменилось положение экономик постсоветских стран относительно друг друга за 30 лет, с 1995-го по 2025-й.

Интересно, что лидер и аутсайдер списка не изменились — Эстония возглавляет топ, а Таджикистан — замыкает. При этом страны Балтии показали впечатляющий рост — в 10-16 раз, а вот Россия уступила и им, и Казахстану. Беларусь лишь на десятом месте, хотя тридцать лет назад была на 6 позиции в экономическом «табеле о рангах».

Насколько объективны эти показатели, в чем причины такого отставания и может ли наша страна уйти с траектории падения, Филин обсудил с экономистом, старшим научным сотрудником BEROC Дмитрием Круком.

Экономист обращает внимание, что ВВП пересчитан в международных долларах США, по паритету покупательной способности.

— Этот подход (ППС) очень важен для адекватных международных сопоставлений. Пожалуй, международный доллар для исследователей, экономистов это самый важный и пользующийся доверием индикатор при сравнении качества жизни между странами. Почему?

Дело в том, что одни и те же товары и услуги со схожим качеством (стрижка в парикмахерской, например) по-разному стоят в разных странах. Переводя цены, а потом и другие показатели ВВП в международные доллары на основе ППС, мы устраняем разницу в уровнях цен и сопоставляем, сколько реально потребитель может купить товаров и услуг на свои доходы в разных странах.

Эксперт приводит пример, хорошо знакомый беларусам: госпропаганда десятилетиями трубит, мол, что вы смотрите на большие зарплаты в Польше или Литве — у них ведь гораздо дороже коммуналка, медицина и т.п. Но показатель, пересчитанный с ППС, уже учитывает эти различия, что позволяет корректно сравнивать качество жизни людей в разных странах.

— Очевидно, что Беларусь по этому показателю в числе глубоко отстающих. Почему так вышло, если в 1995-м стартовали с той же Литвой в более или менее одинаковых условиях?

— Богатство, покупательная способность в стране зависят не от одномоментных вспышек, а от поступательного развития — того, что и называют экономическим ростом.

Даже экономический бум (если только это не Гайана, где открыли нефть), как правило, означает лишь прирост ВВП на несколько процентов. А существенные различия в уровне богатства накапливаются годами. И нужно смотреть на очень глубокие, фундаментальные факторы, которые влияют на то, как экономика развивается, и как это влияет на покупательную способность.

Различия — в избранной модели развития. Действительно, в начале 1990-х условия были достаточно схожими. Но лидеры пошли одним путем, а наша страна – другим.  

Беларусь в 1995-1997 годах сделала ставку на эксплуатацию накопленного советского промышленного потенциала. Какую-то логику это под собой имело: в эру позднего «совка» в Беларусь инвестировали много денег, поэтому в 1990-е у страны было много относительно современных для того момента производственных мощностей.

Но эти производства, технологически и с точки зрения номенклатуры конечной продукции были тесно связаны с Россией и потребностями ее рынка.

В середине 1990-х стремление быстро восстановить уровень доходов доминировало, говорит экономист. Оно подменило собой долгосрочные ориентиры. Беларускую экономика привязали к России: через производственные связи, поставки энергии, и в качестве главного рынка конечной продукции. По сути, возник замкнутый круг, выход из которого не очевиден по сей день.

Ставка на промышленность, то есть, производство с высокой капиталоемкостью и энергоемкостью, привела к тому, что эти отрасли были в привилегированном положении. Их снабжали денежными вливаниями для пополнения основных фондов, пытались обеспечить низкие цены на энергоносители – для того, чтобы подстегнуть развитие.

А новые наукоемкие отрасли развивались слабее и медленнее, чем, например, в странах Балтии. Рост беларуского ПВТ на фоне льгот имел совсем не те масштабы и ограничивался только ІТ-сферой.

— Эта модель дала краткосрочные плоды в 2000-е, но подтолкнула страну в ловушку последующего развития, когда нужно постоянно смотреть, каков спрос в России, зависеть от конъюнктуры цен на энергоносители.

Кроме того, в период первоначального роста нулевых родилась дурная вера, что выбранная стратегия может быть успешна и на долгих промежутках, что искусственным перенаправлением ресурсов в пользу избранных отраслей промышленности можно подгонять экономический рост.

Как минимум года до 2015-го эта идеология «назначения чемпионов» доминировала в государственном экономическом мышлении и стала национальной забавой на десятилетия.

Эта логика развития предполагала активную роль правительства, опору на госсектор. С одной стороны, чтобы государство «дирижировало» экономикой.

А с другой, это было удобно по политическим соображениям, чтобы не допустить неких альтернативных центров экономической власти, у которых с годами могут появиться и политические амбиции.

Долгое время это подавляло возможности развития частного сектора. Лишь в 2008-2009-м, когда рост на основе модели госсектора стал затухать, ниш для частного сектора стало чуть больше, и для него наступило «волшебное десятилетие» 2010-х.

— А пока один политик объявил, что «страну за цивилизованным миром не поведет», те же страны Балтии пошли другим путем.

— Да, тут стоит посмотреть на другую сторону медали: на что сделали ставку Эстония, Литва и Польша, и что обеспечило рост у них.

Там случилась рыночная даже не перестройка а, я бы сказал, перерождение экономик, в соответствии с текущими реалиями и будущими потребностями рынка. То есть при выборе стратегии они не цеплялись за прошлое, а изначально смотрели в будущее.

Еще в 1990-е у стран Балтии было четкое стремление вступить в Евросоюз и ориентация на европейский рынок. Потому что это решало одновременно три вопроса:

• доступ к большому, развитому и диверсифицированному рынку, не замыкаясь на одной стране;
• маячки для практики экономической политики, позволяя быстрее преодолевать или значимо ослабить «болячки», характерные для постсоветских стран;
• доступ к капиталу, инвестициям и технологиям ЕС.

А вступив в клуб, где играют по наиболее продвинутым правилам, ты внедряешь эти правила у себя. Как следствие, эти экономики получили стимул для развития частного сектора и ориентировались на более наукоемкие отрасли. Они отказались от советской мантры предполагавшей, что рост производительности возможен только благодаря инвестициям в станки, болты и гайки. Для этих экономик главным фактором конкурентоспособности и производительности стал человеческий капитал.

— Говоря о перспективах: на ваш взгляд, есть ли у Беларуси шанс уйти с траектории падения, или страна продолжит терять — людей, потенциал, проценты роста ВВП?

— Шанс всегда есть. Как говорил Владимир Короткевич: беларуский оптимизм происходит от того, что после всего мрака, который Беларусь пережила, она выжила.

То, что было в прошлом, как бы ужасно оно ни было, не отменяет возможности развития. Хотя потерянные годы и утраченный потенциал — это проблема. Нагонять придется больше.

В 2018 году я писал работу: что нужно Беларуси, чтобы приблизиться к уровню Польши и Литвы. Уже тогда при гипотетически супербыстрых темпах прироста около 7% в год потребовалось бы 12-15 лет. Сегодня, после еще достаточно мрачных 7 лет, это еще сложнее и дольше.

Сказать, что если ситуация изменится, и мы по уровню доходов можем догнать эти страны за год-два — к сожалению, нереалистично. Бывают чудеса, снова вспомним Гайану, где открыли нефть; но в Беларуси я не стал бы на это рассчитывать.

10-15 лет роста в районе 5-6% было бы хорошим сценарием для нашей страны. Это не компенсирует все проблемы последних 20 лет, но, по крайней мере, позволит приблизиться к развитому миру.

Да, для этого должна полностью измениться институциональная политика и модель экономики — но полностью сбрасывать со счетов такой вариант я бы не стал. В 2020 году это, на мой взгляд, как раз было очень достижимо.

Сегодня стартовые условия выглядят хуже, а степень привязки к России многократно возросла, поэтому сойти со сложившейся траектории — сложно, неизбежны большие издержки и временные затраты. Но никто и не говорил, что будет легко.

В плане самых глубоких, фундаментальных факторов для развития — человеческий потенциал, инфраструктура, готовность к социальным и технологическим инновациям — мы по-прежнему смотримся весьма хорошо. И я не вижу каких-либо серьезных причин, чтобы Беларусь была хуже Польши, Литвы, Словакии на длинных промежутках.